Не шалю, никого не трогаю, примус починяю
Кот Бегемот
Если в стране ходят денежные знаки,
то должны быть и люди, у которых их очень много.
Ильф и Петров
Представь, что нет собственности
Джон Леннон
Многие специалисты с цифрами в руках докажут, почему реформа «Косыгина – Либермана» погубила советскую экономику. Другие возразят, что так пыталась спасти неспасаемое. И те, и другие будут правы.
Вопреки стереотипу о негибкости советской экономики, она менялась несколько раз. Военный коммунизм, НЭП, индустриализация с коллективизацией, реформа Хрущева, «косыгинская реформа» и, прости господи, перестройка. Ни одна страна не знала такой экономической подвижности, ни одна социально-экономическая формация не показала подобного потенциала хозяйственного творчества, как советский социализм.
-Ага! – возразят оппоненты, - наворотили нечто несусветное, свернули с магистрального пути, за что и поплатились.
Ниже мы скажем о нем, тем более, что Россия не свернула, а грохнулась в грязный кювет этого «магистрального пути» зарождающегося капитализма. Он всего за 20 лет полностью разрушил царскую экономику, а большевики чудом ее из этого кювета втащили, отмыли и отправили альтернативной дорогой.
Впрочем, вот мнение человека, не заподозренного в симпатиях к коммунистическим идеям.
Благодаря плановой экономике и своеобразному сочетанию моральных и материальных стимулов, Советскому Союзу удалось достичь высоких экономических показателей. Процент прироста валового национального продукта у него примерно вдвое больше, чем в наших странах. Если при этом учесть громадные природные ресурсы СССР, то при рациональном ведении хозяйства, у Советского Союза были реальные возможности вытеснить нас с мировых рынков.
Маргарет Тэтчер
От реформы к реформе
Методом проб и ошибок или, что называется «с колес», большевики искали тот механизм, те формы и те хозяйственные пропорции, которые позволили бы им реализовать «вековечную мечту человечества» о справедливости, избавиться от частной собственности на средства производства, а значит и от экономики, основанной на эксплуатации человека человеком. Власть советов – это да, диктатура пролетариата – само собой, но вот как должна выглядеть на деле социалистическая экономика? Этого никто не знал.
Поэтому шли шаг за шагом, последовательно, решая неотложные задачи, пытаясь отодвинуться от края пропасти, где Россия оказалась до прихода к власти большевиков.
Военный коммунизм был призван перераспределить имеющиеся скудные запасы продовольствия с целью физического выживания народа в условиях интервенции и гражданской войны.
Новая экономическая политика (НЭП) имела целью ликвидацию продовольственного и товарного голода в стране, обеспечение населения продуктами питания и предметами первой необходимости.
Почти десять лет понадобилось, чтобы представление о новой социалистической экономике приняло практические очертания.
Коллективизация и индустриализация – это уже продуманная долгосрочная стратегия построения нового хозяйственного уклада с понятными принципами, соответствующими базовой марксистской идеологии большевиков. Экономика без эксплуатации.
Хрущевские реформы исходили из необходимости сделать огромную и быстро растущую экономику менее централизованной, более гибкой, а также избавиться от остававшихся в сталинской экономике мелкобуржуазных элементов (артели, колхозы, личные хозяйства и пр.)
«Косыгинская реформа» пошла еще дальше в децентрализации управления, предоставляя больше экономической свободы самим предприятиям, превращая их в самостоятельные экономические субъекты.
Перестройка оказалась единственной «реформой» по целенаправленному уничтожению социалистической плановой экономики, подрыву экономической базы советского строя. По неоднократным признаниям главного «перестройщика», он всю жизнь мечтал об этом. По сути перестройка была перенесенной на территорию СССР «холодной войной», которую по американской франшизе вела против своего народа партийно-хозяйственная верхушка страны. Поэтому она вне нашего рассмотрения.
Хотели как лучше…
Для начала попытаемся понять, какой была советская экономика к началу реформы и что в ней следовало изменить по мнению тогдашних экономистов.
Индустриализация привела к созданию в СССР уникального хозяйственного механизма, который напоминал одну большую ферму, работающую по единому плану с едиными целями. В этом плане каждой отрасли и каждому предприятию отводилось свое место, но вовсе не каждое из них обязано было быть прибыльным. Производитель бесплатной вакцины по определению неприбылен. Цели у экономики были не только экономические, но и социальные, культурные. Создание, образование и развитие нового человека требуют материальной базы, но не достигаются критериями прибыльности, а значит, что и каждый экономический субъект оценивался по критериям, соответствующим его месту не только в общем хозяйственном механизме, но и в жизни большой страны. Для координации всего хозяйственного механизма был «изобретен» межотраслевой баланс, еще одно ноу-хау большевиков, обеспечившее возможность планировать экономику огромного государства.
Для хозяйствующих субъектов существовал ключевой критерий, показатель, ориентирующий саму экономику, армирующий весь план. Этот критерий себестоимость. При сохранении качественных характеристик продукции, ее следовало неуклонно снижать. На это работала наука, нацеливалось движение рационализаторов и изобретателей и шире, энтузиазм всего трудового народа.
(В конце 20-го века богатая советская идея будет использована гигантскими японскими торговыми домами. Все сотни поставщиков передают им комплектующие по себестоимости, что позволяет устанавливать минимальную наценку на конечную продукцию и доминировать на мировом рынке. Полученная же прибыль распределяется пропорционально участию каждого поставщика).
Механизм влияния себестоимости выглядел в целом так.
Например, стоимость нового мотоцикла 600 р, из которых 500 р это себестоимость и 100 р. плановая прибыль. Благодаря новациям научно-технического отдела и десяткам рацпредложений с мест за полгода удалось снизить себестоимость в два раза – 250 р. Значит до конца года завод будет оставлять себе уже не 100, а 350 р прибыли с каждого мотоцикла. Для 10 тысяч штук это будет дополнительно 2, 5 млн. р чистого дохода, который останется у предприятия на развитие и премии работникам. Вот источник заинтересованности. С нового года план будет строиться уже на себестоимости 250 р, прибыли 50 р. и некотором приросте выпуска. Кажется, это невыгодно, но увеличится спрос, и мотоциклов наверняка купят больше прежнего, тогда чистый доход все равно возрастет.
Так что себестоимость была важнейшим управляющим критерием всей экономики.
Наши родители помнили о ежегодном снижении цен на товары массового спроса в период с 1946 по 1953 год. Снижение себестоимости не только позволяло сделать товары дешевле. Оно вело к сбережению ресурсов (сырье, кадры) и наполнению советского рубля. На него можно было купить все больше, он становился дороже, а скромные доходы советских людей наполнялись растущей покупательной способностью.
Однако Хрущеву захотелось трансформировать оказавшееся у него в руках хозяйство. И не только из желания покончить со сталинским наследием. Экономика быстро росла, число предприятий тоже, поддерживать прежнюю цельность и связность народного хозяйства становилось труднее. Казалось, можно передать больше свободы на места, снизить централизацию, увеличив тем самым управляемость.
Для начала упразднилось большинство союзных министерств, а вместо них было создано 105 совнархозов, региональных мини министерств. Количество директивных плановых показателей уменьшилось в среднем в три раза, а план стал исчисляться не в натуральных величинах, как прежде, а в рублях. И эту меру понять можно – все труднее подводить межотраслевые итоги, складывая тонны, метры, штуки и другие единицы измерения.
Главным же плановым показателем для предприятий становится вал – валовый доход от продажи продукции, самый простой и заметный экономический стимул. Больше произвел – больше заработал. На практике же вал «убил» сразу двух «зайцев» - можно было меньше производить (ведь натуральные показатели отменялись), но по более высокой себестоимости при одной и той же плановой наценке в 20%.
Этих вроде бы небольших изменений оказалось достаточно, чтобы экономику залихорадило. Единый хозяйственный механизм начал пошатываться, особенно в сфере товарно-денежного производства. Ведь одновременно Хрущев прекратил деятельность артелей, производивших до 8% товаров легкой промышленности и приусадебных хозяйств, обеспечивавших примерно такой же процент сельскохозяйственной продукции. Кстати, все в соответствии с изначальной (еще сталинской) стратегической линией партии на 100% огосударствление всего хозяйства. Ведь без этого не перейти на принцип «каждому по потребностям».
Только слишком поспешно и совсем несвоевременно.
После отставки Хрущева реформу экономики ждали, как-то нужно было исправлять ситуацию. Предложения экономиста Евсея Либермана подоспели вовремя и были приняты ведущими специалистами страны на «ура». Среди них были и выдающиеся сталинские выдвиженцы Немчинов, Струмилин, Байбаков.
Уместно отметить, что за 12 лет, прошедших со смерти Сталина, у большинства советских экономистов ушло понимание сути сталинского социализма. Их захватила стихия перемен и все чаще стали высказываться предложения в духе рыночных отношений. Для этого имелись «основания» - ведь рыночная товарная компонента сталинской экономики (колхозы, артели) развивалась весьма успешно. Почему бы ее принципы не распространить и на всю экономику?
А вот понимание того, что этот «рыночный» успех обязан исключительно связанности всего народного хозяйства, постепенно улетучивалось.
Итак, в чем была суть «косыгинской» реформы? Отменялись совнархозы, возвращались министерства, отменялся вал как главный плановый критерий эффективности предприятия, ему на смену пришла более «современная» (а по сути капиталистическая) прибыль. Полагали, данный критерий будет стимулировать не менее прежнего снижение себестоимости продукции и рост производительности труда. Далее. Предприятие само определяет, какой ассортимент продукции выпускать, само планирует, само распределяет результаты труда и премирует за достижения.
К 1969 году на новую систему перешли 32 тысячи советских предприятий, выпускавшие 77% всей продукции в стране. Результаты обнадеживали. Было ведено в строй 1900 промышленных предприятий, объем производства вырос на 50%. Увеличивались зарплаты. Если в предыдущую пятилетку рост экономики составлял 6,5% за год, то теперь он вырос до 7,8%.
Однако это был кратковременный и видимый успех. Несмотря на то, что в реформу было вовлечено более половины предприятий страны, быстрый рост показателей основывался на том, что предприятия крупной промышленности, жизнеобеспечивающих отраслей, поддерживающие указанные 32 тысячи, работали по-старому. Но другая часть предприятий получила большую степень самостоятельности, рыночные рычаги и возможности, сохранив при этом удобное монопольное положение, так как никакой конкуренции в СССР не допускалось.
«Внезапно» выяснилось следующее. Если предприятие производит какую-то продукцию себестоимостью 100 р с плановой прибылью 20%, то есть по цене 120 р, то при снижении себестоимости в 1,5 раза до 70 р плановая прибыль (20%) составит лишь 14 р. А вот если ее увеличить в 1,5 раза до 150 р, то плановая прибыль (20%) составит уже 30 р с единицы продукции. И это еще не все. Плановые 1000 шт. в месяц предприятию при стоимости 120 р дают 120 тыс. рублей чистого дохода. А 800 шт. по цене 180 р дадут 144 тыс. рублей, то есть на 20% больше плана. Ушли от показателя вала, но эффект тот же. А ведь еще и план теперь мы составляем сами! На работников реформированных предприятий просто посыпался премиальный вал.
Добавим, что отныне руководство заводов и фабрик, самостоятельно определяя номенклатуру выпускаемой продукции, спокойно заменяло часть ассортимента с минимальной себестоимостью на ту, что с максимальной. Своя рука владыка. Были и другие «ходы».
Руководству одной подмосковной фабрики удалось увеличить объем производства и производительность в 2 раза. Что за чудо? Оказалось, что в предыдущую пятилетку предприятие выпускало легкие ткани ситец и сатин. В отчетную перешли на тяжелые ткани шерсть и сукно. Станки заработали медленней, вместо 1 млн. погонных метров в смену легких тканей производили 700 тыс. метров тяжелых. Стоимость 1 метра тяжелых тканей в 2 с лишним раза выше, чем легких, поэтому в стоимостном выражении производительность труда выросла в 2 раза, хотя в натуральном снизилась на 30%.
То есть так на локальном уровне фабрика «создала дефицит» легких тканей и излишек тяжелых.
Подобный поворот событий оказался неожиданным для реформаторов.
По всему народному хозяйству усугубился намечавшийся при Хрущеве дисбаланс отраслей и была создана фундаментальная основа для тотального дефицита. Производителям сложной продукции иногда приходилось месяцами изыскивать недостающие для сдачи своей продукции мелкие комплектующие, так как прежние поставщики перешли на выпуск другой продукции. Хорошо, что ключевые сферы – производство средств производства и оборонку – затронули в минимальной степени. А поставщиков данных отраслей, которые срывали своевременные поставки, убеждали, перефразируя известное выражение, «добрым словом и партбилетом».
В конце концов реформу тихо свернули, но нанесенный ущерб структуре экономики уже никто не пытался компенсировать. Когда через 20 лет тихо подвели итоги, выяснилось, что доход страны в рублях вырос в 2,8 раза, а в натуральных показателях упал вчетверо.
Прозападные экономисты и будущие либералы восхищались данной реформой, так как она пробуждала в них иллюзии о грядущем рынке. А других-то к концу советской эпохи и не осталось вовсе. Сталин с симпатией относился к молодому Косыгину, называя в шутку «легковиком» из-за тяготения последнего к легкой промышленности. Многие догадывались, что не только поэтому. «Косыгинская реформа» показала, что глубины и «увесистости» автору не хватило.
Но вот парадокс, до конца своего существования советская экономика продолжала расти на 4-5% в год, что наилучшим образом характеризует ее колоссальный потенциал и гениальную идею приоритета отраслей группы А (средства производства) над группой Б (предметы потребления). Это признавали и враги СССР после его распада (см. выше высказывание М. Тэтчер). По многим зарубежным оценкам гибнущая в 80-е годы западная экономика на переваривании советского экономического наследия получила отсрочку в 20 лет, в РФ на его приватизации сформировался класс олигархов, а мы еще и сегодня пользуемся созданной в Союзе инфраструктурой.
Вот она, неконкурентоспособность!
Мы себе давали слово не сходить с пути прямого
СССР шел альтернативной дорогой 74 года (включающие 2 горячие войны и одну холодную). Примем эту цифру за базовую для сравнения и вырулим на «магистральный путь». Какие на нем эталоны?
Представьте, что по ТВ выступит демограф и заявит, что для правильного демографического процесса в стране необходимо, чтобы 50% новорожденных не доживали до 6 лет. Экспертную оценку такому специалисту незамедлительно выставят дежурные санитары. А вот в одной экономической концепции нормой считается, что максимум 2% из вновь созданных предприятий доживает до 6-летнего возраста. Называется она современным капитализмом. Бодрые либералы, чьи семьи никогда не голодали и не испытывали ужаса перед будущим, скажут: так вот он механизм конкуренции – все напрягаются, работают, а потому и общие показатели капитализма выше. Этому голословному утверждению трудно найти возражения (кроме бесчеловечности такой системы), хотя одно все-таки имеется. По какой-то мистической причине крупные монополисты мирового рынка обладают нерыночной живучестью. Как и сто лет назад экономические летописи пишут Морганы, Рокфеллеры и Ротшильды, «Форды» и «Даймлеры», «Шелл» и «БиПи», «Кока-кола», «Проктер энд Гэмбэл», «Таймс», «Вашингтон пост» и десятки (но не тысячи или миллионы) других старых знакомых. Загадка конкуренции. Компании-монополисты не гибнут в «рыночных сражениях».
А что с капиталистическими государствами, которые с комфортом и ветерком несутся по этой просторной магистрали испокон веков, что с заслуженными мастодонтами капитализма?
Начнем с того, что магистраль не такая уж и старая, веков там немного. Хоть адепты капитализма пытаются высмотреть его в древние времена в каких-то начальных «рыночных отношениях», но их потуги смешны. Сам термин возник лишь в 40-е годы 19 века вследствие ставшего заметным явления - направления «накопленных» капиталов на развития промышленного производства. И только в середине 19 века капитализм воцарился в ряде европейских государств и прежде всего в Англии как более-менее устойчивая экономическая формация. Ему чуть больше полутора веков. Напомню, что в США в это время главенствовал рабовладельческий строй, а жизнь черных не имела значения. Получается: самый «магистральный» строй лишь в два раза старше советского социализма.
Что ж с Британии и начнем. Каков секрет ее конкурентного успеха в мире? Чему нас учит альма-матер капитализма?
Вот главные опоры британского первенства:
-Господство на море, которое получено благодаря захваченным колониям, узаконенному за два века пиратству, а ля Френсис Дрейк, и торговле рабами. К началу 20 века Британия владела землями площадью 32 млн. кв. км, на ее богатство работало почти 500 млн. чел. или четверть всего человечества. И это не достижения капитализма, а экономическая база, с которой он начался, это путь накопления первоначальных капиталов.
-Господство на море позволило создать морское право, регламентирующее любые торговые операции, идущие морским путем, с полной монополией Британии на разрешительные меры и контроль. Не оплатил по таксе – ни в один порт тебя не впустят, а сам ты мишень для королевского флота.
-С 18 века все приобретения империи были результатом теснейшего взаимодействия трех таких «экономических» институтов, как правительство, флот и разведка.
-Какие конкурентные методы использовала корона для своего экономического превосходства, понятно из истории Ост-Индской компании в Китае. А количество устраненных за полтора века оппонентов любой британской фирмы таково, что кажется, у каждого британца от рождения есть лицензия как у Джеймса Бонда.
Методы конкуренции, применявшиеся британцами, секреты их экономического успеха, как мы видим, весьма эффективные, заразительные, и любое государство могло бы их повторить.
Подлинными наследниками этих методов являются Соединенные Штаты Америки, другая капиталистическая сверхдержава, которая представляется многим этакой идеальной витриной капиталистического мира. Несмотря на то, что ее капиталистическая история часто отсчитывается от окончания Гражданской войны в 1865 году, мы ее «отсчитаем» с 1944 года, с Бреттон-Вудских соглашений. Увы, «первый капитализм» в этой стране потерпел полный крах в 1929 году с обрушением Нью-Йоркской фондовой биржи. Нет оснований полагать, что без возможностей, открытых для Америки 2-й Мировой войной, она вообще сохранилась бы как единое государство.
Итак, вот на каких столпах покоится американское могущество 78 лет:
-Доллар как мировая резервная валюта с того самого Бреттон-Вуда. Его монополию обеспечивают следующие механизмы: а) ФРС, эмитирующая доллар по своему усмотрению, и превратившаяся по сути в ЦБ центральных банков других государств; б) мировая банковская система, являющаяся по факту англосаксонской, работающая на интересы исключительно американских и британских компаний; в) международные финансовые институты, «помогающие» банкам, но уже от лица ООН; г) отвязка доллара от золотого стандарта, зафиксированная в 1971 г и обнулившая огромные американские обязательства перед мировым сообществом (попросту кража чужого золота).
-Нефтяная монополия, существующая сто лет и не позволяющая другим государствам вести самостоятельную политику в нефтяной сфере в обход «хозяев нефти» (калька с морского права).
-Армия США, гарантирующая обе монополии с помощью своих 800 баз. Не хочется быть тем, кто «помянет лихом» или «попомнит зло», но отметим, что с начала 20 века по самым официальным источникам США развязали 34 военных конфликта. По другим их силовое вмешательство в жизнь независимых государств зафиксировано 150 раз.
Однако результат монополий янки все равно не впечатляет. 5% населения планеты потребляет 40% мировых ресурсов. Государственный долг США давно превзошел реальный ВВП. Официально чуть-чуть, реально раза в три. Теперь пытаются выжить, угробив остальной мир. Умри ты сегодня, я завтра. Прежде нам твердили, что в России дикий капитализм, этап первоначального накопления. Потом, дескать, образумится, успокоится и начнет жить по законам. Уместней сказать так: потом он напишет законы, по которым остальным придется жить, чтобы они об этом ни думали. Англосаксы так и сделали.
В Китае около сорока лет тоже капиталистическая экономика. Но она создана по инициативе США на деньги США и с целью обеспечить США дешевыми товарами, которые самим Штатам выпускать лень. Они, как и британцы, называют себя нацией торговцев, которым возится с производством не пристало, да и невыгодно. Этот оригинальный стратегический ход мирового лидера сварганил такой гибрид, что экономики обеих стран сегодня «расплести» невозможно. Американцев накроет тотальный товарный голод, а у китайцев от произведенного случится несварение.
Ой, ну, когда же Таиланд?!
Германия имеет сильный капитализм. Он был сильный и перед Первой мировой войной, и перед Второй мировой, и сегодня, когда они заложили 100 млрд. евро на подготовку к Третьей, он тоже силен. Но есть два факта. Первый – полная зависимость Германии от англосаксонской банковской системы и нефтяной политики США. Второй – странная особенность немцев брать в руки дубину и все вокруг крушить, лишь только заживут богато. Утверждают, что в этом виноваты англосаксы, провоцирующие и заражающие бешенством в нужный момент. Так может дело еще и в немецких мозгах, заплывающих жиром баварских колбасок в пузырьках дункеля?
Есть такие «хорошие капитализмы», как скандинавский, австрийский, бельгийский, французский, голландский. Как катится этим среднемагистральным болидам? Вот их внешний долг: Дания – 244%, Норвегия - 201%, Австрия - 194%, Бельгия - 338%, Франция - 98%, Голландия - 64%. Их банковская система и энергообеспечение также полностью в руках парочки «США – Британия». Какая-то ненадежная образцовость и эталонность. Желание слиться в единое, типа Европейского Союза, и идет от неуверенности в собственных экономиках. Или от желания инвесторов иметь один бассейн с «крупной рыбой», не размениваясь по мелочам?
Главный в мире специалист по конкуренции Майкл Портер признавался, что четких критериев конкурентоспособности государств не существует (позвонил бы Гайдару). И еще он считал, что никакое государство не может быть конкурентоспособным во всем и должно стремится к этому лишь в нескольких сферах. Если верить ему, а не гайдарам и кудриным, то СССР был вполне конкурентоспособен в атомной, космической, военной, научной сфере, образовании и авиации, а значит в целом удовлетворял портеровским представлениям. К тому же эти сферы крупные и из области высоких технологий.
Сравним горячее с зеленым
Сравнивать рыночную экономику капитализма и плановую экономику социализма – это как футбольный матч и биатлон. Разные «виды спорта». Однако настойчивые усилия либералов-рыночников в данном направлении заставляют и нас поискать корректные критерии сравнить «несравнимое». Нечестно ограничиваться голым тезисом общей «неконкурентоспособности» и пенять на горбачевские талоны.
Итак, СССР против капитализма.
1.Возможность данного уклада существовать в рамках одного государства
Так называемое «мировое разделение труда» свидетельствует, что в «одной, отдельно взятой стране» капитализм невозможен. Нет примеров. А вот о потенциале социализма кроме СССР буквально кричат две крошечные страны, которые, похоже, переживут весь капитализм: Куба (63 года) и КНДР (69 лет). Они не просто выжили в условиях тотальных санкций и эмбарго, а и показывают уникальные достижения в отраслях, доступных только передовым странам – Куба в здравоохранении, КНДР – в ракетно-ядерной сфере.
2.Эффективность предприятий
Более эффективное предприятие должно производить аналогичный товар по более низкой себестоимости, чтобы иметь возможность продавать с наибольшей наценкой. Очевидно, что и материальные и нематериальные затраты в плановой экономике ниже, чем в рыночной. Стоимость сырья, энергии, транспортных услуг, заработной платы здесь это государственные цены и тарифы, а на капиталистическом рыночные. Да, работники советских предприятий 60-80-хх годов не всегда имели достаточно стимулов к эффективному труду. Но в целом…
3.Способность экономики к устойчивому росту
Общеизвестно, что кризисы при капитализме – это обязательный элемент системы. С момента возникновения капитализма их случилось более двадцати (раз в 7-10 лет). Так что об устойчивости говорить не приходится. А вот между кризисами экономики растут. Советская же экономика в послевоенное время росла темпами в среднем более 5% в год до 1990 года.
4.Устойчивость к внешнему воздействию
Европейские государства, пострадавшие во время Второй Мировой войны, восстанавливались около десяти лет (в том числе даже Британия, на территории которой не было боевых действий), причем не самостоятельно, а при помощи Плана Маршалла. СССР, потерявший треть потенциала, уже в 1943 году показал экономический рост, а к 1947 году полностью восстановил довоенный объем. В мирное же время, начиная с 1917 г., СССР жил под внешними санкциями, будто их и не было. Наш западолюбивый президент не дает возможности понаблюдать западные страны хотя бы под санкциями одной России.
5.Способность экономики воспроизводить полную линейку товаров
Только два государства оказались способными на это – США и СССР. Можно ли из этого делать вывод, что и любая рыночная экономика на это способна, большой вопрос. Практика не подтверждает, такие факты неизвестны.
6.Способность производить сверхсложные стратегические нерентабельные продукты или проекты долгой окупаемости
Мне незнакомы аналоги советского атомного проекта в рыночных экономиках. Вместе с тем, крупные западные монополии способны к большим проектам долговременной окупаемости. Можно ли это считать потенциалом капстраны, учитывая транснациональный характер монополий?
7.Способность системы к сверхусилиям
В Германии до конца войны так и не смогли перейти к мобилизационным методам, поэтому сохранялся 8-часовой рабочий день и не допускался женский труд на предприятиях. В Британии такие методы применялись, но каков их вклад в общую победу судить трудно. В мирное время никаких сверхусилий рыночная экономика не предполагает. Кроме рабского труда за гроши там, где это возможно.
8.Способность содержать развитую социальную систему
Европейские государства, купируя т.н. коммунистическую угрозу, социальные системы создали. Но сохранятся ли они при воздействии тотального мирового кризиса, непонятно. Базовые капстраны США и Британия аналогичных соцсистем не предусматривают, а чужие пытаются уничтожить. Однако, и без «соц» все глубже погружаются в кризис.
Оценим критерии по 5-балльной системе и занесем в таблицу.
Критерий |
Капитализм |
Социализм |
1 |
0 |
5 |
2 |
4 |
5 |
3 |
3 |
4 |
4 |
3 |
4 |
5 |
4* |
4* |
6 |
4 |
5 |
7 |
4** |
5 |
8 |
4*** |
5 |
Итог |
26 балл |
37 баллов |
Примечания
*Качество многих товаров, производимых в СССР, уступало западному, обеспечивая во всех случаях более низкую цену, а значит и конкурентоспособность. Зато часть полного ассортимента американских товаров была явно низкой потребительской значимости и вел к перерасходу дефицитных ресурсов. Оценка для капитализма завышена, так как учитывает лишь США.
**Положительная оценка из-за невозможности доказать обратное.
***Тут по-видимому сказывается инерция времен «холодной войны» т.н. мирового разделения труда. Привлекательность рыночной экономики тоже разделялась: Америка – витрина изобилия, Германия – демократии, скандинавы – социальной сферы. Оценка тоже завышена.
Сравнение дает однозначный итог. Не вижу, где возобладала моя изначальная предвзятость.
Накопленного три года ждут
Официальная этимология слова «капитал» как обычно смешит своей нелепостью – голова. Верный сигнал искать в русском языке. А тут все рядом – копить (гласные в такой операции не учитываются). Известное выражение «первоначальное накопление капитала» поэтому грамотно бы было сократить до двух первых слов, чтобы не получилось «накопление копимого».
В приложении к предмету данная конструкция подобна мурлыканью кошки или шептанию нежностей в дамское ушко. Копили, копили и накопили на металлургический завод.
Отнюдь. Сей предмет брутален, жесток и не склонен к сантиментам. Вот один из главных источников этого самого первоначального накопления из Википедии:
-Насильственная экспроприация средств производства у массы мелких производителей (крестьян и ремесленников) и превращение их в неимущих пролетариев. То есть грубый отъем чужого.
Остальные пять ничем не лучше (см. Википедию).
Однако если на капитал посмотреть ни как на орудие убийства и грабежа (чем, он, безусловно является), а просто как на экономическое средство, мы увидим следующее.
Промышленное производство, с которого началось победоносное шествие капитала по планете, является наименее прибыльным его использованием в легальных целях. Куда лучше торговля, что было продемонстрировано буквально в течении первых двух десятков лет его утверждения как главного механизма британской экономики. В 1873 году разразился первый мощный кризис, вызванный простой как стерлинг причиной – владельцы капиталов поняли, что выгодней ввозить дешевую колониальную продукцию и инвестировать за тридевять земель, чем в родные британские пределы. И местные предприятия оказались без инвестиций.
Но и торговля товарами не самое-самое. Настоящие прибыли можно получить через торговлю, но не товарами, а валютой и ценными бумагами, то есть спекуляцией. Это незыблемый закон движения капитала к максимизации прибылей – от промышленного производства к торговле воздухом. По этому «магистральному» пути идет каждый отдельный капиталист, по нему же движется и вся разом капиталистическая система. Деньги, эта кровеносная система экономики, просто отказываются выполнять функцию крови, уничтожая и экономику и самое себя.
(Еще в 90-м году, когда в нашей стране непуганых бизнесменов тонкой брошюрки о бизнесе было не сыскать днем с огнем, тогдашний президент корпорации ЛЭК, Андрей Рогачев, будущий основатель «Пятерочек» и «Каруселей» просветил меня по части новейших мировых веяний:
-Самое выгодное, Володя, - это торговать деньгами.
Представлялось лично мне скучным, но оказалось тогдашним и будущим трендом).
Крепче за баранку держись, шофер!
Мы оказались в интересное время в интересном месте. Мир, в основании которого частная собственность и экономика капитализма, в тупике, из которого нет пути. Даже наш mr. President заспорил с последним либералом Европы самим собой: «Капитализм, панимашь, зашел в тупик. И йета, таварищи, харашо, и йета здорова» (послав при этом Эльвиру на две буквы). А Всемирный экономический форум предрек к 2030 году конец частной собственности. Дорогая магистраль завиляла вдруг и расползлась в непреодолимых болотах, вокруг которых непроходимый лес. При этом задние подпирают передних, громоздятся друг на друга, не давая никому вернуться назад или просто остановиться. Рыночные гуру проглотили языки. Куда и как сворачивать?
Получается следующее. Все ведущие экономисты мира оказались болванами, не сумевшими увидеть близкий крах, религиозными фанатиками, молящимися богу Рынку, богине Конкуренции, и тупо следующими за Ковчегом Невидимой Руки. Все ведущие советские экономисты после смерти Сталина утратили аутентичное понимание той экономики, в которой не бывает кризисов, эксплуатации и бессмысленного расходования ограниченных ресурсов. И власть труда, и власть капитала не сумели за три поколения каждая выработать модель, которая уравновесила бы хозяйственные, финансовые, социальные и иные механизмы, действующие в государстве, чтобы сделать его по-настоящему устойчивым. Однако если капитализм всю свою историю изыскивал ресурсы вне собственных государств, нарушая международные законы, попирая человеческую мораль, социализм опирался на внутренние резервы и справедливость. Если экономика капитализма – неуправляемый хаос, декорированный мутными для граждан и удобными для крупного капитала законами, то социалистическая проста и реально управляема. Если главы капстран не знают инструментов администрирования своих экономик (понятия не имея, ни о производстве, ни взаимодействии отраслей, ни о подготовке кадров), то советские руководители в большинстве своем обладали подобной компетенцией, пусть и с издержками.
И из двух несовершенных систем гораздо более перспективной в сложившихся условиях выглядит именно социалистическая плановая экономика сталинского типа. Этой экономике лишь по политическим причинам не удалось «повстречаться» с компьютерно-математическими методами, которые бы описали ее в максимальном развитии, поддерживали бы на ходу, хотя они уже существовали, и превратили бы в бесперебойно работающую систему. Ведь только этого не хватило ей, чтобы сделать мощный рывок в будущее.
Сегодня для этого есть все необходимые ресурсы, кроме действующей власти, которая по выражению Салтыкова-Щедрина убеждена, «что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать».
Владимир Терещенко
Обсудить на https://vk.com/id700821009